Белореченск. Предыстория.

ГАКК – 396/1/8491
«Об исключении из войскового сословия»,
листы 33

Атаману Майкопского отдела

РАПОРТ
от 9 августа 1903 года за № 437

Станичное Правление просит Ваше Превосходительство об исключении из войскового сословия и списков сего Правления жителей станицы Белореченской приказного Алексея Андреевича ШМАТКОВА, 69 лет от роду, находящегося в безвестной отлучке с 1878 года, вдову казачку Феону ШЕВЧЕНКО, 56 лет, находящуюся в безвестной отлучке с 1872 года, казака Ивана Акимовича РАЗИНЬКОВА, 56 лет, находящегося в плену с 1871 года, девицу казачку Екатерину Пименовну НЕМЦОВУ, 60 лет от роду, находящуюся в плену с 1859 года, и вдову казачку Ирину Федоровну КАЗЬМЕНКО, 55 лет от роду, находящуюся в бегах с 1882 года.

Станичный атаман – П. СЛИВА
Писарь – Трубчанинов
 
ГАКК – 396/1/8491
«Об исключении из войскового сословия»,
листы 36-37

ПРИГОВОР

1903 года сентября 21 дня мы, нижеподписавшиеся выборные от общества станицы Белореченской Майкопского отдела Кубанской области, из числа 41 всех выборных, имеющих право голоса, наличные 28 человек, быв сего числа в сборе на сходе при нашем станичном Правлении в присутствии станичного атамана нестроевого старшего разряда Петра СЛИВЫ и других должностных лиц станичного Правления в числе 8 человек, где слушали прочитанную нам переписку с надписью Войскового Штаба Кубанского казачьего войска от 25 августа сего года за № 3686, препровожденную при надписи Его Превосходительства атамана Майкопского отдела от 4 сентября сего года за № 4813, возбужденную относительно исключения из войскового сословия жителей нашей станицы: приказного Алексея Андреевича ШМАТКОВА, 69 лет от роду, казачку Феону ШЕВЧЕНКО, 56 лет, вдову казачку Ирину Федоровну КАЗЬМЕНКО, 55 лет, как находящихся в безвестной отлучке более 20 лет, казака Ивана Акимовича РАЗИНЬКОВА, 56 лет, и девицу казачку Екатерину Пименовну НЕМЦОВУ, 60 лет, как находящихся в плену.
По выслушании нами вышеупомянутой переписке, и принимая во внимание, что ШМАТКОВ находится в безвестной отлучке с 1878 года, ШЕВЧЕНКО тоже в безвестной отлучке с 1872 года, КАЗЬМЕНКОВА в безвестной отлучке с 1882 года, РАЗИНЬКОВ и НЕМЦОВА находятся в плену, первый с 1871 года и последняя с 1859 года, на возвращение которых обратно в свою станицу совершенно нет никакой надежды, вероятно их уже нет в живых, а потому мы с общего нашего единогласия постановили просить и просим высшее начальство об исключении из войскового сословия перечисленных выше лиц, в том и подписываемся.

Станичный атаман – П. СЛИВА
Помощник его – С. КЛОЧКОВ
Почетные Судьи – П. ЯРОВОЙ, П. СПЕСИВЦЕВ, А. СТРЕКОЗОВ
Станичные Судья – Яков ДЗЮБА, Федор ЗЕНОВЬЕВ и Матвей ПИЛЬГУЙ, а за них неграмотных по доверию расписался В. МАРЧЕНКО
Казначей – Е. БУГАЕВ
Выборные – Тимофей ЦУКАНОВ, урядник С. ЧЕРНОВ, И. ТРОФИМЕНКО, Платон ГЛЕКОВ, М. ЦУКАНОВ, ДЗЮБИН, Н. ПИЛЬГУЙ, М. КОВАЛЬКОВ
Неграмотные – Сергей ВЕНИЧЕНКО, Андрей ШАЦКИЙ, Никифор ГОНЧАРОВ, Иван БАТАГОВ, Демьян ДОРОНИН, Василий ГОРЯЕВ, Сидор ШОПИН, Федот ПИЛЬГУЕВ, Максим ТРУФАНОВ, Елизар ДУПЛИНСКИЙ, Евграф ПИЛЬГУЙ, Яков ДУПЛИНСКИЙ, Свирид ГОРБАТОВСКИЙ, Василий ТАМИЛИН, Семен ПИЛЬГУЙ, Петр КУДРЕНКО, Илья ПОНЕДЕЛКО, Григорий ЛИТВИНОВ, Григорий КОНСТАНТИНОВ и Афанасий ГЛАДКОВ, а за них неграмотных по доверию расписался В. МАРЧЕНКО
Что действительно приговор этот постановлен сбором выборных станицы Белореченской и подписан поименованными в нем лицами, в том Белореченское станичное Правление свидетельствует подписью и печатью. Сентября 21 дня 1903 года, ст. Белореченская.

Станичный атаман – П. СЛИВА
Писарь – ТРУБЧАНИНОВ
 
ГАКК – 396/1/8491
«Об исключении из войскового сословия»,
лист 38

ПРИКАЗ
Кубанскому казачьему войску

13 октября 1903 года
№ 189 (п. 3)

Жители станицы Белореченской: приказный Алексей ШМАТКОВ – 69 лет, Феона ШЕВЧЕНКО – 56, Ирина КАЗЬМЕНКО – 55, Иван РАЗИНЬКОВ – 56 и Екатерина НЕМЦОВА – 60 лет, как находящиеся более 10 лет в безвестной отлучке на основании ст. 7 п. IX Свода Законов изд. 1899 года, исключаются из войскового сословия ст. Белореченской и отчетности Управления Майкопского отдела.

Верно – подъесаул ОРЛОВ
 
Я приезжая, и мне очень интересно. А коренным белореченцам тем более нужно знать. Так что согласна с вашим утверждением на все 100! Smile3_man
напомнило мне некоторые моменты из жизни) как вот туристы, приезжие, например в город Санкт-Петербург , знают гораздо больше, чем коренные жители этого города) и потом никогда , ни разу в жизни и не были в этих прекрасных исторических местах, куда съезжаются толпы туристов со всего Мира! И сами не знают истории, это бывает, правда, такое есть! Хотя туристы, а есть и прям фанаты Петербурга, которые в миллион раз лучше знают, интересуются, изучают, познают историю этого великого города.
 
Тема становится все богаче, благодаря Вам, СотникЪ! Чем больше вживаюсь в разговоры о казачестве, тем больше хочется написать об этих людях настоящее художественное произведение Smile3_man
у меня есть такой знакомый из казачества, он написал уже одну книгу про казачество, и вот вроде как начал вторую, обещал подарить экземпляр, но вот пока все никак не встретимся с ним, молодому человеку 71 год кажется! Здравый ум и фантазия присутствуют!
 
Я вот почему-то даже ни разу не подумала, почему именно так назвали город Белореченск, пока не прочитала! Какая - то я глупенькаяsos_man543 а тут все просто) потому что город находится на Белой реке! эх) никакого представления нет об истории названий городов. беда прям)
 
Я вот почему-то даже ни разу не подумала, почему именно так назвали город Белореченск, пока не прочитала! Какая - то я глупенькаяsos_man543 а тут все просто) потому что город находится на Белой реке! эх) никакого представления нет об истории названий городов. беда прям)

Если отбросить определенный сарказм в Вашем сообщении, то посмотрите (в Интернете имеется) достаточно интересную книгу краеведа Сергея ВАХРИНА «Биографии кубанских названий (популярный топонимический словарь Краснодарского края)".
 
К "Предыстории Белореченска" появилась еще более ранняя "предыстория" здесь
 
  • Реакция ...
Реакции: Brat
Brat, у меня там тоже факты есть! Biggrin_man32
Но за сокровищницу - спасибо! Smile3_man
 
  • Реакция ...
Реакции: Brat
  • Реакция ...
Реакции: Brat
Своенравная Гуаше[1]

Случилось это очень давно, в те времена, когда жило на земле могучее племя волшебных богатырей – нартов. Повелителем одной земли был старый, мудрый князь-нарт, которому было столько лет, что никто не помнил, когда он родился и как его имя. Звали все его просто Пшиз, что значит старый князь.
Старый князь и его народ жили спокойно и мирно. Долгие годы, точно бурная река камни, сточили и сгладили ярость, гнев и буйство княжеского сердца. Время дало старику великую мудрость и умение видеть далеко вперед. И Пшиз заботился о том, чтобы на его земле не лились слезы, чтобы каждый имел кусок мяса и кукурузную лепешку, чтобы гордецы-орки не обижали пахарей и не грабили их.
Так продолжалось до тех пор, пока Пшиз не побывал на одном джегу[2] у соседнего племени нартов. Там он увидел дочь князя, смуглолицую и тоненькую Зарницу. По приказу своего отца девушка танцевала перед гостями древний танец огня. В широкой желтой шелковой одежде, она то пригибалась к самой земле, то вдруг устремлялась вверх. Взлетали и развивались ее легкие одежды, трепетали тонкие руки, взметались черные косы. И вся она, вкрадчивая и стремительная, показалась старому князю ярким и манящим язычком пламени. И с той поры покой покинул сердце старика. Днем и ночью перед ним стоял образ маленькой девушки с тонким лицом и злым, но манящим изгибом алых губ…
Говорят, что любовь – это самая великая волшебница. Она может некрасивого сделать прекрасным, глупому дать разум, а у умного отобрать его…
Так и случилось со старым князем. Он забыл о своих годах и сединах, потерял свою мудрость и посватался к Зарнице. По всем землям, среди всех нартских племен шла слава о мудрости и силе Пшиза. Всякому было лестно породниться со старым богатырем. И отец Зарницы приказал дочери стать женой Пшиза. Да и самой Зарнице надоело выполнять все прихоти отца. Ей хотелось поскорее стать гуаше – полноправной хозяйкой в доме. Властность, честолюбие, жестокость, словно змеи, сплетались в ее сердце и не давали ей спокойно спать. Она видела, что Пшиз потерял разум от любви к ней, и надеялась превратить его в послушную игрушку своих гибких рук.
– Я буду не просто гуаше, хозяйка… Я стану полновластной головой всего княжества старика, я стану головой – княгиней – Шхагуаше[3], – с самодовольной усмешкой хвалилась она своим прислужницам.
И вот маленькая княжна вошла в старый замок Пшиза. Брезгливо скривив тонкие губы, она осмотрела простое убранство каменной твердыни своего мужа. А потом заявила старому князю:
– Мой дорогой, я не могу спать на простых войлоках – они пахнут овечьей шерстью и от этого запаха у меня болит голова. Я не привыкла есть с простых блюд и пить из медных кумганов и чаш.
– О, солнце моей души, разве шепси или баранина, положенные на серебряное блюдо, вкуснее, чем на медном? – осторожно возразил влюбленный Пшиз.
– Вкуснее! – топнула маленькой ножкой Зарница. – Раз я говорю, значит, вкуснее… И вообще, мой дорогой муж, я плохо чувствую себя. И излечить меня могут только хорошие ковры и серебряная посуда!
И молодая княгиня скрылась в своих покоях.
Напрасно старый князь пытался помириться со своей женой. Она словно не замечала мужа и отказывалась от пищи и питья. Старый пши приказал своим слугам достать дорогие ковры и дорогую посуду.
И тогда княгиня улыбнулась, нарядилась в одежду из желтого шелка и сама пришла к нему.
– Теперь я вижу, что ты действительно любишь свою маленькую гуаше, – нежным голосом проговорила она, обнимая князя, и тонкими пальцами стала ласкать его седую длинную бороду.
Несколько недель мир и счастье царили в старом замке пши. Но плакали женщины и хмурились мужчины, у которых княжеские дружинники-орки отобрали последних овец и кукурузу, чтобы купить в чужих землях ковры и дорогую посуду для молодой княгини. Счастливый Пшиз не замечал этих горестных слез и гневных глаз под нахмуренными бровями.
Но как-то, когда князь вошел в покой к своей молодой гуаше, он увидел, что Зарница лежит на коврах и лицо ее сумрачно, словно гора, окутанная туманом.
– Что с тобой, моя княгиня, радость моего старого сердца? Почему грустен взгляд твоих ясных глаз, о моя любимая? – ласково спросил князь.
– Так ты вправду любишь меня? – недоверчиво спросила красавица.
– Больше собственной жизни! – воскликнул пши. – Больше солнца!
Он хотел обнять жену, но гуаше, изогнувшись, как змейка, выскользнула из его рук.
– Я хочу, чтобы ты доказал свою любовь! – капризно улыбаясь, сказала она.
– Как, моя солнцеликая? Я все сделаю, что ты захочешь!
– Все? – переспросила гуаше. – Тогда иссуши все родники и речки, дающие воду людям в твоих владениях…
– Зачем? – поразился Пшиз. – Вода дает жизнь полям, которые возделывают люди. А люди кормят нас.
– Я хочу увидеть, как будут плакать люди.
– Для чего тебе их слезы? Чужое горе не может дать настоящую радость, ведь слезы всегда рождают только слезы!
– Я так хочу! – топнула ножкой гуаше. – И пока ты не выполнишь моего желания, я не желаю тебя видеть.
Несколько дней колебался старый пши. Разум и мудрость предупреждали его, что не следует выполнять каприз княгини, который принесет много горя людям. А любовь и нежность приказывали сделать так, как хотела желанная и любимая гуаше.
И сердце победило разум.
Старик вышел во двор, взял в руку горсть мелких камней, прошептал над ними волшебное заклинание и бросил камни в небо. В полете крошечные камушки превратились в огромные скалы. Каждая из этих скал упала на то место, где рождались родники, ручьи или реки. Каменные громады загородили путь воде.
Горе охватило землю старого князя. Иссякли все реки и ручьи. Люди и скот изнывали от жажды. Желтели и сохли буйные травы и кудрявые деревья.
Молодая княгиня взбегала на плоскую кровлю замка и жадно вслушивалась в людской плач и рев погибающих животных. Прикрыв глаза от солнца ладонью, гуаше всматривалась вдаль, наблюдая за тем, что происходит в селениях. Злая улыбка скользила по ее красивому лицу.
– Ну, теперь ты довольна, о счастье моего сердца? – спросил ее старый Пшиз. – Я поступил так, как ты пожелала. Но я прошу тебя разрешить мне вновь вернуть людям воду.
– Нет! – засмеялась гуаше. – Это очень интересно смотреть, как они мечутся по своему селению. Слушай, как забавно они воют! А недавно одна мать, чтобы напоить своего жаждущего ребенка, вскрыла себе жилы. Все это очень интересно и весело! Я довольна тобой. Только… – Гуаше надула губки. – Только, если ты меня по-настоящему любишь, – потуши солнце…
– Как потушить солнце?! – поразился князь. – Как лишить землю животворного солнечного света?
– Солнце слепит мне глаза и мешает наблюдать за тем, что творится в селении. Потуши его или закрой тучами… Я так хочу!
– Нет, княгиня, этого я не сделаю! – решительно проговорил старый князь. – И люди больше не будут страдать от безводья!
Пши протянул вперед руки и стал перебирать пальцами, словно призывая кого-то. Губы его шептали таинственные заклинания.
И скалы, загораживающие путь воде, снова стали крошечными камушками. Прозрачные холодные водяные потоки устремились по пересохшим руслам. Весело зажурчали ручьи и родники.
Вянущие травы расправили свои поникшие стебельки. Люди и животные бросились к желанной воде, и никогда еще она не казалась им такой освежающей и вкусной.
– Ах, так?! – в гневе выкрикнула гуаше. – Вот как ты меня любишь! Для тебя жалкие людишки дороже твоей жены, твоей гуаше! Тогда я и часа не останусь в твоем замке. Я уезжаю обратно к своему отцу. А ты оставайся один в твоем каменном гнезде! И знай – я не вернусь к тебе, пока ты не исполнишь оба моих желания.
Князь понурил седую голову. И снова в нем сердце вступило в борьбу с разумом…
Слезы заволокли глаза пши, когда он увидел внизу оседланных лошадей и свою гуаше. Не взглянув на мужа, княгиня вскочила на коня и, в сопровождении своих слуг, поскакала на юг, туда, где среди величавых гор стоял дом ее отца…
Несколько дней боролся старый пши со своей лютой тоской. Он не спал ночей, не ел и не пил. Сердце властно требовало: «Уступи», а разум приказывал: «Будь тверд в своем решении!», глаза пши запали, могучие плечи сгорбились, а лицо стало желтым, как у мертвеца.
И как-то старый князь позвал к себе своего верного слугу – унаута[4].
– Собирайся в путь, – не поднимая глаз, приказал пши. – Скачи к моей гуаше и скажи ей: пусть возвращается! Все будет так, как она захочет.
– Но великий пши! – в страхе воскликнул слуга. – Без воды и солнца погибнет вся твоя страна! Прости за дерзость твоего верного унаута, но ведь это – гибель всему живому!
– А что же делать, если она для меня дороже всех и всего, – с тоской проговорил Пшиз. – Без нее я не вижу солнца.
– Но если она вернется, солнца не увидят тысячи людей!
– Без нее иссыхает мое сердце.
– Но если она будет с тобой, о пши, тысячи сердец погибнут от жажды.
Князь вскинул голову, и огонь гнева сверкнул в его потухших глазах:
– Скачи, скачи сейчас же или я прикажу снять твою голову! Гуаше для меня дороже всех и всего!
Опустив голову, унаут выбежал из покоев князя. Оседлав быстрого коня, он помчался на юг, и князь слышал, как топот копыт смолк в отдалении…
Но по дороге к княгине унаут останавливался во всех попутных селениях и сообщал людям страшную весть.
И снова во всех селениях заплакали женщины, и уныние черным покрывалом окутало сердца мужчин.
– Что делать, чтобы предупредить беду? – думали люди.
Горячие головы советовали подкараулить злую гуаше и сразить ее заветными стрелами.
– Тогда Пшиз в гневе и горе истребит всех нас! – качали головами мудрые старики.
Самые тихие и приниженные уговаривали пойти к князю с покорной просьбой.
– Его разум отуманен любовью, и он равнодушно отвернется от нас, – вздохнули мудрецы.
И тогда кто-то предложил пойти к старому нарту-усарежу[5], Гучипсу, который жил один в далеком ущелье.
– Пусть самые мудрые пойдут к Гучипсу! – закричал народ. – Усареж поможет нам!
Четыре дня затратили старики на путь к мудрецу – Гучипсу. Когда они вошли в пещеру старого нарта, Гучипс работал. Раскалив добела кусок железа, он голой рукой вытащил его из огня и стал бить по нему тяжелым молотом. Изумленные люди видели, как железо превращалось в кинжал. Закончив ковку, Гучипс опустил раскаленный кинжал в кувшин с маслом, вытер руки о свой кожаный фартук и спросил:
– Что надо вам, о сыны рода человеческого?
Старики рассказали мудрому нарту о своей беде.
– Неужели мудрый Пшиз так околдован этой женщиной? – удивился Гучипс и нахмурил свои косматые сросшиеся брови. – Хотя чары женщины всесильны. Любовь хорошей женщины может плохого человека сделать прекрасным, а злая сумеет добряка превратить в злобного шайтана… Но потушить солнце и иссушить землю – это может сделать только безумец. Сейчас я узнаю, о чем думает Пшиз.
Нарт бросил в свой горн щепотку какого-то порошка. Вспышка зеленого огня осветила суровое, худощавое лицо старого мудреца.
– Да, вы правы, о старцы из рода людей! – проговорил Гучипс и вздохнул. – Старый Пшиз утратил свой разум и свою мудрость. Но я не позволю ему умертвить нашу землю! Идите домой! Солнце не потухнет и реки не иссякнут!
Поблагодарив мудреца, люди пошли обратно. Снова четыре дня по узким горным тропам шли они, возвращаясь в свое селение.
Когда солнце четвертого дня стало спускаться за горы, с гребня последнего горного перевала они увидели родное селение и каменную громаду замка Пшиза. Как мрачный утес, высился этот замок над долиной.
– Скоро мы будем дома! – радостно проговорил самый старый из людей, ходивших к Гучипсу. – Лишь бы мудрый нарт выполнил свое обещание.
И вдруг земля задрожала под ногами у людей. Тяжелый грохот прокатился по горам и долинам.
– Смотрите, смотрите! – закричал один из людей, указывая вниз.
Замок Пшиза исчез. Вместо горного хребта, на котором он стоял, образовалась долина, из которой с ревом и грохотом катился могучий поток вспененных вод, седых, как борода старого Пшиза.
Люди спустились к потоку. И когда они стояли на берегу новой реки, им показалось, что из пены метнулась вверх белая рука и хриплый голос старого пши выкликнул с болью и нетерпением:
– Зар-ни-ца! Гу-а-ше!
В этот час злая красавица вместе со своими слугами выезжала из ворот отцовского дома.
– Ну вот! – горделиво улыбаясь, оказала она своей служанке. – Теперь все будет по-моему! Теперь я буду настоящая Шхагуаше – голова – княгиня! Я уничтожу всех людей! Я отомщу им и…
Она не смогла закончить свою угрозу. Грохот потряс горы.
И красавица гуаше превратилась в яростную, буйную и свирепую, но прекрасную реку. А слуги ее и служанки – Дах, Сахрай, Курджипс, Пшеха, Киша стали ее притоками.
– Все равно будет по-моему! Все равно! – яростно шипела река. – Я – Шхагуаше! Я – голова, я – хозяйка! И старый Пшиз все равно будет делать то, что я захочу!
Извиваясь в стремительном танце, гибкая и неудержимая, одетая в белопенную одежду, Шхагуаше помчалась к Пшизу. Если на пути попадался несокрушимый утес, река быстрым движением огибала его, если дорогу ей преграждала горная гряда, она, побелев от ярости, бросалась на нее… Так, то ласкаясь, то царапаясь, то отступая, то нападая, Шхагуаше добежала до Пшиза и слилась с ним…
И с тех пор почти каждый год, а иногда даже два раза в год капризная Шхагуаше – Белая побуждала Пшиза – Кубань штурмовать человеческие поселения. Нежданно-негаданно своенравная Шхагуаше выбрасывала в Пшиз столько своих вод, что величавая река вдруг теряла свое мудрое спокойствие, становилась неукротимой и яростной. Пьяная от злобы, кидалась она на прибрежные города и станицы, смывала хаты, выкорчевывала деревья…
Только советские люди, построившие Тщикское водохранилище, надели прочные оковы на коварную и злобную горную красавицу Шхагуаше.

Василий Алексеевич ПОПОВ
«Кубанские сказы»


[1] Гуаше – жена князя, хозяйка дома, княгиня.
[2] Джегу – празднество.
[3] Шхагуаше – голова княгини – адыг. название р. Белой.
[4] Унаут – раб.
[5] Усареж – мудрец, волшебник.
 
И с тех пор почти каждый год, а иногда даже два раза в год капризная Шхагуаше – Белая побуждала Пшиза – Кубань штурмовать человеческие поселения.
Очень интересно, искренне благодаренGood_man5ry
 
Печальная история! Жаль, что мужчины, имеющие власть, так падки на злых и молоденьких девиц. Smile3_man
 
  • Реакция ...
Реакции: Brat
ГАКК – 396/1/8491
«Об исключении из войскового сословия»,
лист 38

ПРИКАЗ
Кубанскому казачьему войску

13 октября 1903 года
№ 189 (п. 3)

Жители станицы Белореченской: приказный Алексей ШМАТКОВ – 69 лет, Феона ШЕВЧЕНКО – 56, Ирина КАЗЬМЕНКО – 55, Иван РАЗИНЬКОВ – 56 и Екатерина НЕМЦОВА – 60 лет, как находящиеся более 10 лет в безвестной отлучке на основании ст. 7 п. IX Свода Законов изд. 1899 года, исключаются из войскового сословия ст. Белореченской и отчетности Управления Майкопского отдела.

Верно – подъесаул ОРЛОВ

Большое СПАСИБО! Хочется знать о Белореченске, как можно больше! Очень интересует история кубанского казачества. Сама нахожу что-то и рада любой информации!
 
СотникЪ, обращаюсь к вам с просьбой. Я теперь работаю в газете "Огни Кавказа". 12 октября намечается номер с материалами о казачестве. Нельзя скинуть сюда или мне на адрес информацию о прошедших событиях, затронутых здесь и здесь? Если информацию подготовите, автора укажем, какого скажете. Но инфа понадобится уже завтра, номер верстают заранее. Smile3_man
Хотя, наверное, можно будет и в один из следующих номеров поставить, но актуальность - это же здОрово! Good_man5ry
 
  • Реакция ...
Реакции: Brat
Статья полковника Николая КАМЕНЕВА под названием "РАЗВАЛИНЫ ЦЕРКВИ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ, открытой на реке Белой" была опубликована в Памятной книжке Кубанской области, отдел IV, Екатеринодар, 1877.

Прежде, нежели приступить к описанию древней церкви, случайно открытой в первых числа июля 1869 года между Белореченской и Ханской станицами, скажем несколько слов о внесении на западный Кавказ христианства, о причинах его упадка, о быстром введении среди горцев ислама и о бессилии его уничтожить врожденную склонность горцев к вере предков, хотя мало понятной, но тем не менее удовлетворившей их духовную, человеческую сторону. У горцев западного Кавказа, имевших в древние, но более в средние века сношения с европейцами, вследствие торговли и службы поочередно то в войсках Византийских Императоров, то у варваров, воевавших с ними, отличительная черта характера выяснилась в строгой нравственности и рыцарстве. Материальное направление магометанской религии, обещающей рай со всеми наслаждениями, даруемыми мимолетно человеку в земной жизни, было им не свойственно и рай не соблазнил их. Не такова природа гор, чтобы распалять воображение человека и располагать его к мечтательности. Нам известны песни горцев: содержание их есть бой, действующие лица – богатыри, друзья их – белые кони, копытами поражающие врагов; красота женщин не составляет главного их содержания. На каждом шагу суровая природа требовала от горца труда, оглядки, не допускала роскоши и изнеженности. После этого еще раз повторим, мог ли горец сознательно оставить верования предков, прельстясь поэтической религией Востока? И действительно, горцы-христиане не по убеждению в превосходстве нравственных правил и обрядов приняли мусульманство, а просто их заставили силой дотронуться рукой и лбом до корана, выполнять не свойственные климату посты и повседневные намазы и выслушивать решения шариата в ущерб обычаев, освященных временем, с которыми до наших времен они никак не могли расстаться. Мы имели случай беседовать со стариками-горцами о временах, давно минувших, и относительно мусульманской религии, навязанной им, слыхали такие рассуждения: у нас одни муллы и кадии мусульмане, но они из Турции или из Ногайцев – муллы из Адыг – не доучиваются; мы же умеем делать намазы – только; два человека из тысячи нас читают коран, а старики наши и до сих пор сохраняют в памяти рассказы отцов о сборах в рощах, о сборах в «шонах», церквах, где блистали золотом «шехники» священники, говорившие им слово спасения. Отцы наши считали в неделе 7 дней, а мы 6; один день «тхамафе», – «тха» - Бог, «мафе» - день, Божий День, «уххыга» пропал. «Тхамафе» мы называем теперь всю неделю. От этих стариков мы слыхали о христианских обрядах, которым они придерживались, будучи мусульманами; но расскажем о них в своем месте.

Первый луч христианства на Кавказе, озаривший Мехию (ныне Ахалцыхский уезд) и Абхазию, был занесен апостолом Андреем в 40 году по Р.Х., затем в IV веке из Азии внесено было христианство Григорием просветителем Армении и св. Ниной просветительницей Грузии. Далее, царица Тамара (1184 – 1212) распространила христианство между горскими племенами на южном склоне кавказских гор; на северном же склоне, где обитали адыгские племена, оно проникло в царствование Византийского императора Юстиниана (527 – 565), и первыми просветителями горцев были «Герга» греки, предприимчивость которых в то время не знала пределов. Не оружием установилась у горцев вера во Христа, а красноречивым истолкованием не отразимой истины, так же неусыпными заботами миссионеров об устройстве церквей и снабжении их утварью. Христианство до такой степени глубоко пустило корни в горское население, что в нем принята была христианская седмица, и название некоторых дней соответствовало церковным обычаям. Так среду горцы называли «бересчешху», что значит большой пост, пятницу «мариам» в память Богородицы, было у них и воскресенье, как сказано выше; наконец горцы именовали на своем языке праздники христианские: Светлое Воскресенье «гутыф» явление Бога, и дали собственные имена иерархическим чинам – епископу и священнику «шехник» и «шоген». Миссионеры учили горцев греческому языку, доказательством чему служат листки евангелия, найденного лет 30 назад в Кабарде у фамилии Шагеновых, которая хранила их как драгоценное воспоминание о вере предков. Византийский император Юстиниан, увековечивший себя в горских преданиях под именем «Юстука», и отличавшийся необыкновенной деятельностью, честолюбием и страстью к благолепию храмов, нет сомнения, оказывал греческому духовенству самую щедрую помощь на поприще миссионерства. Дальнозоркая его политика требовала самого близкого влияния на воинственные племена западного Кавказа, откуда он получал свежие силы для защиты границ империи от вторжения варваров. Этой политике и следует приписать настойчивое намерение его утвердить у горцев христианство постройками каменных храмов, развалины которых наше время видит на реках Кефаре, Зеленчуке, Теберде и Шоне, близ Хумаринского поста (храмы эти построены в византийском стиле). Успехи греческого духовенства так были прочны, что можно предполагать образование при Юстиниане кавказской епархии, о чем имеются указания в горских преданиях, воспевших знаменитого «шехника», имевшего пребывание близ Нальчика в Терской области. Мало того, до настоящего времени среди горских фамилий существует фамилия Шогеновых, буквально «Поповых», что позволяет предполагать обыкновение греческих священников вступать в брак с туземками, вследствие чего и возникло среди горцев духовное сословие. Нельзя не пожалеть, что в блестящий период господства в горах христианства, миссионеры упустили из виду положить ему вечное основание, составив туземному языку азбуку и переведя на него евангелие и прочие священные книги. Молитва на чуждом языке массе народе сознательно не была доступна, равно не доступно ему было и нравственное развитие, плод размышления о прочитанной святой истине. Между прочим горцы, как дикий необразованный народ, не имевший государственного устройства, вправе был от греков ожидать того, что для славян сделали святые Кирилл и Мефодий. Вот почему, не имея грамотности и не умея молиться на родном языке, горцы, бывши христианами, исполняли и обряды фетишизма. У них был христианский Бог «тха» и «тлепшь» – бог огня, «мезотху» – бог лесов; были «шоны» – церкви, были «шаган» – священные рощи, были христианские и языческие праздники. Словом, не только горцы, но не один дикий народ, находящийся в лучших условиях жизни, не просветится учением Спасителя и не сделает быстрого шага в цивилизацию, если он не грамотен на родном языке. Отсюда и произошло первоначальное искажение и упадок христианства в горах, а потом и окончательное его падение.

Когда византийские императоры обратили взоры свои исключительно на защиту империи от Аравитян и потом о Турок, им было не до Кавказа, и к юным христианам не были присылаемы новые епископы и священники вместо убывших. Между прочим, начались в горские земли вторжения средне-азиатских народов и кровавая с ними борьба. В XII столетии, горцы адыгского племени еще раз видели на своих землях европейцев, просвещенных христианской религией. Это были крестоносцы, избравшие сухой путь по берегу Черного моря для возвращения на родину. В горских преданиях они называются франками и пользуются глубоким уважением за необыкновенную силу, мужество и нравственные правила. По всей вероятности, появление крестоносцев в среде горских племен не могло сопровождаться убийствами и грабежами. История умалчивает о завоеваниях, сделанных ими на Кавказе в период крестовых походов; следовательно люди, отдавшие преимущество сухому, трудному пути пред морским, хорошо знакомым, были крайне бедны и находились в самых тяжелых обстоятельствах; им оставалось употреблять оружие только для личной обороны, чего не допускали правила горцев, сохранивших и до наших времен любовь к гостеприимству. Многие же из крестоносцев, увлекаясь честолюбием и жаждою полнейшей независимости, селились навсегда в горах, изучали туземный язык, обычаи, вступали в браки с туземками и таким образом Кавказ сделался для них вторым отечеством; а потомство их передовыми людьми на Кавказе, влияние которых дало толчок в развитии общественного строя. Как люди светские, они не только не силились очистить искаженное христианство, составляющее тогда смесь различных верований, но напротив оставшись христианами они сами увлеклись обрядами язычества, без чего вряд ли бы получили у диких горцев право гражданства и власть. Доказательств прохода и оседлого поселения крестоносцев между кавказскими племенами много; но мы ограничимся несколькими крупными фактами. На южном склоне Хевсур до настоящего времени носит рыцарский костюм, украшенный нашитыми крестами, и хранит полное рыцарское вооружение. На северном склоне у абазинцев одна влиятельная фамилия с французской кличкой, произошла от франков, что подтверждается горскими преданиями (в 1863 году, во время посещения принцем Прусским западного Кавказа, Его Высочество изволил обедать у князя Абадзинского, полковника Мамат-Гирея Лоова. Находящийся при принце Прусском, флигель-адъютант барон Лоо, заметив на кольце Мамат-Гирея свой герб, объяснил, что из его фамильной хроники известно, о выступлении одного из баронов Лоо в крестовый поход, откуда он не возвратился). Сверх того в прошлое боевое время Кавказа у многих горцев были передаваемы из рода в род прямые мечи, на которых золотой насечкой обозначен был круг и крест над ним; наконец, мы сами видели прямые мечи последнее время в курганах западного Кавказа, именно в Тубе, но уже съеденные ржавчиной. Если же до сих пор в курганах не найдено было символических знаков христианства, то именно потому, что кресты носились крестоносцами наружу, как знак данного им обета, или на рукаве верхнего разрезного платья, или на щитах; они не могли устоять от всеразрушающего времени. Ведение у горцев, адыгских племен, средневекового строя европейских обществ следует приписать также крестоносцам.

В XIII столетии на западном Кавказе являются генуэзцы, которые в двухвековое существование деятельной республики оставили неизгладимые следы благодетельного своего влияния на страну и племена горские. Окончив борьбу с венецианской республикой, владевшей Черным морем и устроившей сухопутную торговлю с Индией посредством татар, господствовавших на юге России, генуэзцы, с позволения монгольского хана в 1266 году, учредили поселение на Крымском полуострове в Кафе (ныне Феодосия) и воспользовались всеми выгодами торговли, предпринятой Венецианцами. Первой заботой их было приискание более прямого и более надежного пути на восток, нежели прежний, шедший от Танаиса через глухие степи, на которых кочевали монгольские племена. В этих видах торговый путь Генуэзцев направлен был от Анапы по северным предгорьям главного хребта, где группировалось густое население горцев аборигенов западного Кавказа. Следы этого пути, известного у нас под именем анапской дороги, существует и по настоящее время. Вот ее направление: от Анапы на станицы Хабльскую, Саратовскую, Ханскую, Царскую и Псеменовскую, оттуда по рекам Кяфарь, Большой Зеленчук, ниже древнего поселения, где сохранились два христианских храма и часовня; далее через реку Морух на реку Теберду к Кубани и в Карачай, откуда одна ветвь перебрасывалась через главный хребет в Цебельду, а другая шла по Тереку к прибрежью Каспийского моря. На этом пути Генуэзцы имели укрепленные фактории и складочные пункты, оберегаемые покровительством монгольских ханов и стражей. Сверх того они имели укрепленные пункты и в горах, как например по Шебжу, близ Тхамахинской возвышенности, где по преданию горцев и ныне существует генуэзский курган, образованный игрою природы. Присутствие европейцев, прочно обеспечивавших пребывание свое в среде горских племен, не осталось без влияния на них. Деятельная, оживленная торговля способствовала улучшению в крае материального быта; покровительство монгольских ханов оберегало край от вторжений со стороны кочевых народов, а христианская вера, исповедуемая горцами в искаженном виде, если и не входила в расчеты купцов, то, нет сомнения, была ими поддержана постройками часовен и возобновлением греческих храмов, в которых они сами совершали богослужения. Генуэзцы, по всей вероятности, считали земли горцев западного Кавказа своим владением, завоеванным не оружием, а благодеяниями торговли. Вот почему в преданиях горцев имя «Гену» до настоящего времени не исчезло из народной памяти. С падением же Константинополя, горцы начали чувствовать влияние турок, а в XVIII столетии оттоманская порта, предполагая сохранить равновесие между Россией и своими владениями в Азии, желая положить преграду к покорению горцев, решилось ввести Адыгские племена в такое положение, чтобы они безусловно исполняли его волю. Для достижения этой цели, турецкий султан Мурат IV приказал крымским ханам: Девлет и Кази Гиреям вторгнуться на западный Кавказ и омусульманить горцев, среди которых дворяне шапсугского и натухайского племен, навещая по торговым сделкам Стамбул, уже успели сделаться поклонниками пророка. В 1717 году ханы, собрав многочисленное воинство из оседлых и кочевых татар, и присоединив к нему толпу мулл, вооруженных коранами, прошли по закубанью натухайские земли, восстановили власть дворян над народом. И прейдя через реку Белую у нынешней Ханской станицы между ею и Майкопом разбили свой стан. Отсюда началось распространение магометанства по всему северному склону гор до самого Дагестана, где поселение глубоко сочувствовало успехам крымцев. Значительные отряды с муллами исходили край по всем направлениям. Меч и грабеж сопровождали мусульманскую проповедь, не понятую народом. Только приложение руки и головы к святой книге, как выражение полной покорности, служило ручательством за спасение жизни. Но не все адыге преклонялись перед пришельцами, между ними много нашлось благородных рыцарей, отстаивавших свободу совести и свободу действий. Они дрались с отчаянием и все пали честной смертью на окровавленной и ограбленной родине. Предание говорит, что татары, пригоняя в ханский стан множество скота, лошадей, женщин и мальчиков и ведя в стане самую роскошную жизнь, наименовали его «Майкоп» – буквально «масла много», иносказательно – «как коту в масле». В это несчастное, всеистребляющее время, были разорены христианские храмы, целые века напоминавшие народу о вере предков. По уходу крымских ханов, были оставлены муллы и пристава, поддержанные запуганным честолюбивым дворянством, и перевоспитание народа в интересах турецкого правительства началось и продолжалось 147 лет до покорения западного Кавказа. Но так было замечено выше, магометанская религия не свойственная природе гор и не соответствующая средневековому общественному устройству горцев, исполняема была не во всей строгости. Даже многие из них до последних дней остались тайными почитателями христианских обычаев. Что же касается массы народа, то в ней по прежнему осталось уважение к кресту, особенно при трудных обстоятельствах жизни. Так например, если какому либо аулу угрожали заразительные болезни для людей и скота, то на границе смежной с местом, где свирепствовала эпидемия, горцы вкапывали крест. Обряд крестовоздвиженья совершался целым обществом. Если по какому либо случаю горцу нельзя было доставить в дом арбу с тяжестью, и если он не имел досмотрщика, то при оставленных вещах также водружал крест и потом спокойно уходил в дом с уверенностью, что под символическим этим знаком его багаж лучше сохранится, нежели рукою человека. Всех беглых христиан, изъявивших желание остаться навсегда в горах, горцы приводили к присяге следующим образом. Один из старейших в присутствии нескольких свидетелей того аула, в который беглец явился вырезал из земли не большой крест, клал на руку беглеца и, указывая на небо, заставлял его съесть. Некоторые горцы в соответствующее время нашему великому посту, воздерживались от пищи, и по его окончании, праздновали день наподобие чтимого христианами светлого воскресенья, ели яйца и единственно в этот день предоставляли право замужним женщинам участвовать вместе с собой на сборах. В день праздника этого, именуемого у горцев «гутыж» – явление Бога, стреляли из ружей в цель, для которой назначались яйца, бросаемые в воздух, и попавший в эту цель получал от хозяина или старшины подарок. Горцы чествовали Иисуса Христа под именем «Аус Герга» – греческий Иисус, и Матерь Божью под именем «Мариам». В память спасения ею пчел в своем рукаве, куда они спрятались, будучи разбиты громом, горцы приготавливали из меда напиток «чаупсы» и сырные пирожки, и празднуя этот день в конце августа или начале сентября в священных рощах, надевали бурки. И так мы видим, что привязанность горцев к христианским и дохристианским верованиям не потеряла еще своего влияния, и коран при таких условиях не мог обнаружить всей своей внутренней силы. Требование мулл ограничивалось исполнением внешних обрядов и ненавистью ко всему русскому христианскому.
 
Обратимся теперь к описанию развалин древней церкви и результатам исследований.

Развалины представляли груду обтесанных камней, покрытых мусором и поросших травою. Они едва заметно возвышались над поверхностью земли и вовсе не обращали внимания жителей, занимавшихся в окрестностях полевыми работами. Ставропольский мещанин Иван СЕРЕДА был первый, увидевший из-под земли обтесанный угол камня, годного к постройке, и начал их выкапывать. В числе многих камней, уже выкопанных и приготовленных к перевозке в Майкоп, он вдруг заметил камень с крестом и надписью, затем, продолжая работу, отыскал другой камень с надписью и камень с изображением образа св. Великомученика Георгия, средняя часть у которого была отбита. Мещанин Иван СЕРЕДА, прекратив работу, донес о находке Белореченскому станичному правлению, вследствие чего и последовало распоряжение Наказного атамана об исследовании означенных развалин.

Приступив 16 июля сего года к раскопке их и в то же время к раскопке близлежащего кургана, с целью определить в развалинах очертание фундамента, а в кургане найти какой либо ключ к объяснению времени постройки церкви и прочих вопросов, связанных с её прошлым существованием, рабочие к вечеру 17 числа исполнили данную им урочную работу. Фундамент, разрытый ниже поверхности земли на два аршина, обозначил прямоугольную фигуру церкви с полукруглым алтарем и квадратным входом. Длина её по измерении без стен равняется 12, ширина 7 аршинам; фундамент сложен прочно из крупного булыжного камня, щедро залитого известью; ширина его несколько менее аршина, глубина до 3 аршин. На двухаршинной глубине, в правом углу от входа, обнаружилась плита, длиною в 3 аршина, шириною несколько более аршина; плита эта была треснувшая и от постукивания издавала глухой звук, заставивший сделать заключение о находящемся под нее склепе. Камни, употребленные на постройку, были добыты из Туапсинского ущелья, в 70 верстах от места постройки; они чистой известковой породы, принимают хорошо обтеску и высечку. На них находимы были по два отверстия и железные скобы, которые служили прочной связью при кладке их в шахматном порядке. Между камнями нашлись: обломки капителей от колонн, поддерживающих свод алтарных дверей; обломки дверных и оконных наличников, имевших стрельчатую фигуру. Июля 18 дня была откопана и отодвинута треснувшая часть плиты. Под нею действительно оказался склеп, тщательно выштукатуренный, и в нем костяк, лежащий на восток. У костяка лобная часть была разбита осколком от верхней плиты, пострадавшей при разрушении храма, а прочие части были покрыты толстым слоем земли, набравшейся в склеп, вследствие просачивания воды через верхнюю трещину.

По вынутии земли, находившейся в склепе, и промывке все золотые и серебряные вещи, не исключая остатков парчи, были приведены в известность и взвешены. Вот перечень вещам: 1) дутого золота филигранной работы пуговицы, числом 19, весом 14 золотников; 2) серебряный поясной прибор с рельефными вызолоченными украшениями 47 штук, весом 75 золотников (на поясном оконечнике имеются арабские надписи с изречениями из корана и именем мастера. Так как надписи сделаны почерком вензелевым, то они остались непереведенными); 3) золотой перстень с неграненым яхонтом, величиною с небольшую фасоль, а на противоположной стороне с незначительной бирюзою; 4) перстень золотой без камня; 5) кольцо из сплава золота и серебра; 6) золотой браслет в виде плоского обруча, весом 4,5 золотника; 7) два плоских золотых, не спаянных колечка, заменявших в верхней одежде крючок и петельку, весом 1,5 золотника; 8) серебряная на трех таких же цепочках продолговатая чернильница, дно у которой служило для помещения хлопка, напитанного чернилом, а отверстие в верхней части, для вкладывания камышового пера – весом 11,5 золотника; 9) четыре незначительных жемчужины; 10) кожаный бумажник, вышитый шелками, в нем в одном отделении оказался деревянный двойной гребень с ажурной по средяне работой, а в другом неизвестное перегнившее вещество, близко схожее с волосами; 11) золотая парча весом в 50 золотников. Из костей уцелели: череп, зубы и части ножных костей.

Того же 18 числа, приступлено было к исследованию разрытого кургана. На глубине 7 аршин от его вершины найден был костяк, лежащий по направлению от запада на восток и схороненный в деревянном гробу, по всей вероятности кипарисном, так как найденные здесь остатки дерева обыкновенного были окончательно превращены в прах. Для предохранения усопшего от быстрого тления, гроб засыпан был со всех сторон слоем угля в пол-аршина толщиною и находился на глубине 3 аршин ниже поверхности земли. На костяке найдены были: 1) остатки шелковой, тканной золотой одежды; 2) кривой меч, величиною в эфесом 7 четвертей и сломанный в двух местах давлением насыпи; 3) наконечники стрел; 4) прямой нож; 5) серебряные филигранной работы пуговицы, числом 15; 6) два плоских золотых неспаянных колечка, заменяющих крючок и петельку, и 7) связанный шелковым шнурком гаманец (кошелек). От костяка уцелели череп и несколько ножных костей. Теперь скажем о самых замечательных находках в данной местности, именно о камнях: а) камень с рельефным изображением св. Георгия Победоносца, найденный на западной стороне развалин, по всей вероятности находился над церковными дверями. Верхняя часть его отбита. На правой стороне камня имеется греческая надпись в две строки в переводе «СВЯТЫЙ ГЕОРГИЙ» (надпись, сделанная на правой стороне, осталась не разобранной); б) камень с рельефным изображением креста, выкопанный близ склепа, имеет по обеим сторонам по девяти строф и внизу креста три строфы. Разбитый ломом рабочего, он лишен с левой стороны первой части второй и последней строфы; с правой – первых трех строф и на кресте – первой и части второй строф. Сверх того надпись высечена с ошибками в правописании, что и затруднило перевод, за точность которого не ручаемся. Вот он: «В память раба Божия Георгия Пиуперти Владетеля (отец) Манилии. Святому славному великомученику Георгию в церкви»; и в) камень длиною несколько более аршина и шириною в четверть с отбитым нижним краем, имеет хорошо сохранившуюся армянскую надпись: «Соорудил церковь каменотесец из Кафы Крымбей».

В заключение остается сказать, что не переведенная строфа на кресте, указывающая время если не постройки церкви, то время кончины лица, похороненного в склепе, близ которого найден с крестом камень, лишает нас всякой возможности положительно определить значение сделанных открытий. Приписывая окончательное разрушение церкви нашествию на западный Кавказ крымских ханов, имевших продолжительный привал в её окрестностях, мы отказываемся строить гипотезы там, где существует ясный ответ на вопросы археологов, для которых имеются рисунки и точная надпись, снятые с означенных камней. Что было известно нам о превратностях, испытанных Адыгскими племенами в религиозном отношении, мы высказали в историческом эскизе, дополненном изустными преданиями, и считаем со своей стороны дело конченным. Строгий приговор науки, нет сомнения, пополнит все недосказанное об интересных развалинах, открытие которых совпадает с водворением христианского населения в горах и с эпохой возрождения остатков горцев, бывших по вере нашими братьями.
E31.jpg
E312.jpg
 
Назад
Сверху Снизу