ЧЕРНОМОРСКИЕ И ЛИНЕЙНЫЕ КАЗАКИ ГЛАЗАМИ СТОЛИЧНОГО ОФИЦЕРА(по данным...

[Закубанская Линейная Община]

ЧЕРНОМОРСКИЕ И ЛИНЕЙНЫЕ КАЗАКИ ГЛАЗАМИ СТОЛИЧНОГО ОФИЦЕРА
(по данным записок Ф.Г. о закубанской экспедиции 1830 года).

В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в г. Санкт-Петербурге хранится крайне интересный исторический источник - рукописный дневник неизвестного автора (который скрыл себя под аббревиатурой Ф.Г.) «Записки одного из участников экспедиции против горцев 1830 года».
Дневник посвящен далеко не самому блистательному для российской армии эпизоду Кавказской войны – большой закубанской экспедиции в октябре 1830 года, во главе с главнокомандующим войсками на Кавказе, генерал-фельдмаршалом, графом И.Ф. Паскевичем-Эриванским, против абадзехов, шапсугов и натухайцев.
Сам дневник представляет собой три небольших тетради, исписанные мелким, порой трудноразборчивым почерком. Автор (известны только его инициалы – Ф.Г.), судя по контексту, являл собой армейского офицера, прибывшего из столицы на Кавказскую Линию для продолжения службы.
Первые записи, датированные последними числами сентября 1830 г., начинаются с описания пути Ф.Г. из Ставрополя в Усть-Лабинскую крепость, которая стала местом сосредоточения значительных сил для будущей закубанской экспедиции (8100 штыков и сабель, 42 артиллерийских орудия).
И.Ф. Паскевич прибыл туда 23 сентября, но заболел лихорадкой и перепоручил общее начальствование генералу Г.А. Емануэлю.
По дороге из Ставрополя в Усть-Лабинскую, автор дневника, с известным любопытством столичного гостя, знакомится с поселениями линейцев - станицами Казанской, Тифлисской, и уже ниже более основательно описывает Усть-Лабинскую.
По замечанию Ф.Г., «в линейных станицах чистые деревянные дома, крытые соломой и при каждом находится тенистый сад и большой огород. Жители оных вообще чрезвычайно ловки, умны и вежливы. Хотя население беднее русского, они (казаки) гораздо ловчее наших русских мужиков и образованнее». Причина данного превосходства, по мнению Ф.Г., имеет прагматическое основание и заключается в наличии у казаков «воинского духа и почти всегдашнего военного положения».
Дальнейшее знакомство автора с линейцами продолжается уже в ходе начавшейся экспедиции (самого Ф.Г. назначают в Крымский пехотный полк), где он имеет возможность непосредственного наблюдения за сотнями Хоперского, Кубанского и Кавказского полков.
Начало движения войск вместе с линейцами за Кубань представлено без всякой парадности и героики. Скорее, оно поражает своей обыденностью, поскольку изложено пером человека, привыкшего к войне.
«2 октября. Какая мрачная и скучная картина! Мокрые лошади по все уши, лениво движутся по грязной дороге, казаки в бурках и башлыках, закрывающих почти все лицо, молчаливо и уныло, подобно каким-нибудь пилигримам, идут медленным шагом».
Что касается сведений о линейных казаках, то довольно лаконичные и отрывочные вначале, спустя несколько дней они воплощаются в более подробное описание. Рассуждая о «неполезности» регулярной кавалерии в горах, Ф.Г. переносит акцент на более, по его мнению, приемлемую для подобных операций военную силу.
«Для такого рода войны способнейшие суть, полки линейных казаков. Сии казаки суть переселенцы из разных губерний, живущие в станицах вдоль всей Кавказской линии. Живя в беспрестанной опасности и предосторожности, имея довольно часто дела с вечными врагами своими горцами, они с самого младенчества приучаются к военному искусству, которому учатся у неприятелей своих и которое совсем сходно с образом войны их».
Дальнейшее сравнение с горцами расширяется за счет выявления генетически общих черт военной культуры: «В беспрестанных делах с хищниками заимствуют частию их храбрость, ловкость и неутомимость. Полки эти суть не что иное, как многочисленные нестройные толпы, мало знакомые с дисциплиною и утонченным воинским порядком, строй коих есть обыкновенный рассыпной, и никаких правильных эволюций они не знают».
Автору записок, как представителю регулярной армии, не может не бросится в глаза и контраст внешней экипировки казаков, также сходный с горским. «Одежда их совершенно черкесская, она состоит из толстого кафтана особенного покроя, называемого черкеска и мохнатой шапки, кроме сапогов, кои носят они на толстых подошвах. Оружие их состоит из винтовки, висящей за спиной, шашки, кинжала и пистолета за поясом, патроны находятся у них в нагрудных кармашках, а порох – в рожке, висящем на груди же. Бóльшая часть их оружия отбита у горцев и как трофей передается в наследство».
Вывод Ф.Г. столь же взвешен, но с явной поправкой на порядки регулярной армии: «Войска сии, впрочем, прекрасные, слишком далеки от того совершенства, к коему кажутся они столь способны. При малейшей дисциплине они держались бы более порядка, не уклонялись бы от дела ради грабежа и не искали бы одних только фуражировок и поисков в аулах. Сии дела делают их нерадивыми к настоящей их должности, бывают причиной многих между ними беспорядков».
Несомненно, что оценка Ф.Г. явно не сочетается с идеальными образами линейцев, созданными в хорошо известных трудах В.А. Потто и В.Г. Толстова. Взгляд со стороны, несколько свысока, как человека армейского и жителя столицы, но свежий, любопытствующий и непредвзятый, позволяет увидеть «изнанку» Кавказской войны, и в гуще военной повседневности разглядеть казака как обычного человека, не чуждого слабостей и недостатков.
В записях Ф.Г. нашлось место и для характеристик соседей линейцев Кубани – черноморских казаков. И взгляд на них тоже рушит известные стереотипы и штампы.
Известно, что в экспедиции Г.А.Емануэля – И.Ф. Паскевича принимали участие 1-й конный и 2-й пеший Черноморские полки.
Автору записок пришлось, по всей видимости, наблюдать именно кавалерийские подразделения, о которых он отозвался отнюдь не лестным образом: «Конные полки черноморцев суть самые жалкие, на дурных лошадях, скверно вооруженные, трусливые, беспорядочные и бестолковые, черноморцы бесполезно только отягощают армию, не бывши нигде выгодно употребляемы. Крайне нерадивые, они никогда не чистят, да и немного кормят лошадей своих, так что их некуда было деть как около воловьего обоза, и то на посылки к генералам и офицерам штаба.
Да и там своей нерасторопностью и непонятливостью они более были вредны, нежели полезны. Я никогда не видывал солдат хуже и глупее их, но несмотря на то, они чрезвычайно грубы и тоже любят поживиться за чужой счет и под прикрытием пехоты пограбить аулы».
Резкие, критические, зачастую на грани хорошего стиля, с явной эмоциональной эскападой высказывания Ф.Г. по отношению к черноморским казакам обнаруживаются и в более поздних записях дневника.
Так, характеризуя личный конвой И.Ф. Паскевича, поразивший автора «разнообразием и пестротою своих костюмов», Ф.Г. отмечал, что здесь можно было заметить: «…и полудикого кабардинца в коричневом кафтане и в косматой бурке, и лихого линейца в красивой черкеске с галунами и меховой шапке, и наконец, жалкого черномора (так у автора), сидящего скорчившись на тощем коне, в изорванной шипами с разноцветными заплатами одежде, с надломленною пикой, с заржавленным пистолетом и со всеми своими чемоданами, перекидными сумками и мешками, коих он не оставил под присмотр товарищей».
Вряд ли можно заподозрить Ф.Г. в личной предвзятости к казакам-черноморцам, видимо, перед нами реальная практика походной жизни, но насколько в таком случае она диссонирует с выспренними державно-патриотическими строками, посвященными славным потомкам Запорожского войска, которые неоднократно звучали из уст «певцов» черноморской старины! Так, в юбилейном труде П.П. Короленко нетрудно обнаружить следующий панегирик: «Как ни тягостно было положение черноморцев, но они, посвящая все свои силы на защиту своего края, с бодрым духом переносили все бедствия Кавказской войны и охотно приносили в жертву службе царю и Отечеству свое благосостояние и самую жизнь».
Злую иронию Ф.Г. в адрес черноморцев можно было бы воспринять как навет и клевету, как субъективный неприязненный взгляд, но нечто подобное обнаруживается и в архивных документах. Так, в сохранившихся приказах командующего отдельным Грузинским корпусом, генерала от инфантерии А.П.Ермолова за 1818 г. служба черноморских казаков критикуется как «нерадивая и беспечная», и именно такое отношение к исполнению ими своих обязанностей во многом, по мнению командующего, которого вряд ли можно упрекнуть в предвзятости, как одну из самых ярких фигур Кавказской войны, «…облегчало успехи закубанцев».
Последняя запись в дневнике Ф.Г. датирована 22 октября, хотя сам поход И.Ф. Паскевича завершился неделей позже по причине наступавших холодов и проблем с фуражом.
Тем не менее, трехнедельное пребывание автора в составе экспедиционных отрядов в полной мере отразилось на страницах его импровизированной полевой хроники.
Здесь обнаруживаются не только казаки, но и солдаты пехотных полков, кабардинцы и татары союзного ополчения - по данным В. Томкеева, к походу привлекались две сотни тохтамышевских и закубанских ногайцев Султан Крым-Гирея и князя Едигея Мансурова, а также две сотни кабардинцев князя Мисостова, - сами обитатели берегов Белой, Пшехи, Псекупса и Афипса в лице абадзехов и шапсугов, томившиеся от скуки и однообразия офицеры во главе со своим предводителями, генералами Г.А. Емануэлем и И.Ф. Паскевичем.
Дневник изобилует описаниями природы Закубанья, этнографическими зарисовками горцев, различными бытовыми сценами, такими как например приготовление на биваке «солдатской сухарницы», т.е. супа из разваренных в воде сухарей, приправленных салом и солью.
#линейные_казаки

Источник