ЛИПКИНСКИЙ ПОСТ ПЕРЕД ПОСЛЕДНИМ БОЕМ. Удивительно, как человек иной раз...

[Закубанская Линейная Община]

ЛИПКИНСКИЙ ПОСТ ПЕРЕД ПОСЛЕДНИМ БОЕМ.

Удивительно, как человек иной раз предчувствует свою смерть! Хорошо помню жгучие жалобы жены сотника Горбатка Мариянны на какую-то давившую ее тоску. Вот уже дня два или три, говорила она, я чувствую себя как будто какою-то преступницей и чего-то боюсь. И сама не знаю, от чего такая тяжелая тоска, от чего мне так страшно? От того ли, что мы живем как в тюрьме и не можем выйти из нее на свет Божий? Или что-нибудь страшное грозит нам? Но среди такой исповеди, она иной раз видимо воодушевлялась, и глаза ее загорались какою-то отвагою, мужеством. Я, говорила она, от нечего делать выучилась стрелять и столько навыкла в этом деле, что два раза попала в дерево, стоящее в 150 шагах от нашего поста; и если только Черкесы нападут на нас, то и я стану в ряды пластунов и наверное кого-нибудь уложу. Между прочим Мариянна Горбатко рассказала про сон, виденный ею в прошедшую ночь и объясняла его смертью какого-нибудь близкого родственника. Несчастная, она и не подозревала, что этот сон предвещал им самим смерть чрез какие-нибудь 14—15 часов.
Горбатко, прощаясь со мною, сказал мне в полголоса, чтобы никто не слышал, ни жена, ни пластуны: Я не понимаю, что делается у меня на посту. Жена вдруг начала сильно грустить, и я решился отправить ее домой; да и люди все так повесили головы, что и не узнаешь в них беззаветных храбрецов, для которых жизнь полушка. Да оно и не мудрено, что нападет такая тоска: и день, и ночь мы сидим за тыном и не можем выйти за пост. И притом, редкий день проходит, чтобы не стреляли Черкесы по нашим часовым, хотя и без вреда: одному только пластуну прострелили бурку; но и мы не остаемся в долгу. При этом Горбатко указал место, откуда обыкновенно стреляют в них горцы. Сколько мог, я старался успокоить Горбатка, объясняя такое расположение духа жены его и пластунов теми неудобствами и трудностями жизни, какие они испытывают, сидя в этой тюрьме, даже не имевшей надлежащих средств для защиты и ее, и обитателей ее. Действительно, жизнь этих пластунов была самая невыносимая и выносилась только вследствие глубокого сознания долга царской службы. Пластуны Липкинского поста жили в тесном помещении, построенном в расщелине гор, куда редко заглядывало солнышко; кругом лес, которого нельзя не назвать украшением природы, но не всегда можно смотреть на него такими глазами. По милости этого леса, нельзя было выйти из поста ни днем, ни ночью: сейчас раздадутся из лесной чащи выстрелы горцев.
Я сказал о каком-то угнетенном состоянии жены Горбатка и отчасти его самого. Что-то недоброе предчувствовала и вся эта горсть пластунов, хотя и неустрашимых и не раз смотревших в глаза смерти. Сохранились в памяти моей некоторые из их разговоров, слышанные мною во время обеда, которые я и передаю здесь.
Один пластун, переделавши старые тогдашние патроны с бумажными гильзами, нес их и говорил: «ныхай теперь идут бисовы голомшивци; буду частувать их горошками». На эти слова другой заметил: «Що ты хвастаешься патронами! Я три дня штык гострю каминцем, и так зробив як шило гострое; ось — подывись! Hexaй голомшивцы тилько прийдут; буде чим их тыкать». Слышим голос третьего: «надивайте, хлопци, били, чисти сорочки, як я надив!» На эти слова возразил один из пластунов, находившийся в балаганчике: «На що сегодня надивать били сорочки? Хиба сегодня свято, чи що?» На все эти рассуждения сделал замечание старый казак, Георгиевский кавалер, атлетического роста, с длинною бородою и вообще довольно сурового вида: «Та на що ви их накликаете, поганых голомшивцев? Ще прийдут! От, гостий захотили; як прийидут, не ради будете». И при этих словах он так что-то сострил, что мы все расхохотались.
Статья войскового старшины Н. И. Вишневецкого "Сотник Горбатко и его сподвижники" 1862 г.

В налет на казачьи станицы пошли 3 тысячи черкесов, против которых и пришлось обороняться 35 казакам пластунского батальона во главе с сотником Горбатко. 36-м бойцом стала жена сотника Марьяна. Атака началась в пять утра. Горцев встретили картечью и залпами через бойницы. Однако стена рухнула, и горцы ворвались в пост.
Дальше началась резня. Все, кто защищал центр поста, были убиты. Сотник Горбатко бился со словами: «Не робей, братцы!», пока не был зарублен. Над телом мужа встала его жена. Она успела, защищая тело выстрелить в горца и проткнуть штыком еще одного, после чего ее также зарубили. Канонир, после того, как его окружили горцы, взорвал ящик с зарядами. Последние казаки, которые защищали пост с запада и востока, отошли в казарму. Им предложили сдаться, но в ответ черкесы услышали: «пластуны в плен не сдаются; сдадимся, если сам царь велит». Горцы зажгли деревянную казарму, но из нее так и не вышел ни один человек. Казаки предпочли сгореть, но не сдаться.
#казаки#история

Источник