Белореченская крепость. История города и людей.

станица Белореченская: хроника событий и происшествий.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ

30-го марта 1912 года на страницах «Майкопской газеты» было опубликовано письмо присяжного поверенного Петра Капитоновича НЕЧАЕВА, в котором он подробным образом рассказал об одной из многочисленных выходок атамана ст. Белореченской Ивана Тимофеевича ТРУБЧАНИНОВА.
Несколько дней спустя коллегия майкопских адвокатов подготовило и направило на имя отдельского атамана, прокурору Майкопского участка и в некоторые столичные газеты информацию с требованием «привлечения атамана ТРУБЧАНИНОВА к ответственности».
Проведенное расследование выявило целый ряд нарушений деятельности Ивана ТРУБЧАНИНОВА на посту станичного атамана, в результате чего он был сначала отстранен от занимаемой должности, а 16-го июля официально уволен, успев поатаманствовать менее полугода.
Письмо Петра НЕЧАЕВА в редакцию выглядело следующим образом:

«28-го марта сего года я прибыл в ст. Белореченскую для производства описи товаров в магазине Кирилла ОРДЕНКО в обеспечение иска майкопского торговца Д. БИДЕРМАНА.
Заняв номер в гостинице ОНИКОВА, я зашел в магазин ОРДЕНКО. Сам ОРДЕНКО в магазине в то время не был, а жена его сообщила мне, что муж ее в Апшеронской, откуда возвратится на следующий день 29-го. Товаров в магазине было немного, да и те почти все были уже раньше описаны в обеспечение иска И. КНОБЛЕРА, для новой же описи свободных от ареста товаров было слишком мало. Жена ОРДЕНКО стала убеждать меня дождаться следующего дня, уверяя, что муж ее, безусловно, сам рассчитается по приезду, так как он поехал в Апшеронку за выручкой от тамошней торговли.
Уступая просьбам жены ОРДЕНКО, я решил дождаться самого ОРДЕНКО. Около двух часов дня, то есть к тому моменту, когда пассажиры с поезда приезжают в Белореченскую, я вновь направился в магазин ОРДЕНКО, где уже застал только что приехавшего Кирилла ОРДЕНКО; в магазине же в это время уже оказался очень большой, наполненный товарами, ящик, перетянутый веревками; ящика этого раньше в магазине не было и он, без сомнения, был привезен в тот раз самим ОРДЕНКО с поезда.
ОРДЕНКО категорически заявил, что денег у него нет и платить он не в состоянии, ввиду чего я сказал ему, что вынужден буду приступить к описи товаров, и направился в гостиницу с тем, чтобы захватить оставленный мною в номере портфель с исполнительными листами, а затем обратиться к станичному атаману с просьбой о производстве описи.
Войдя в гостиницу и направившись к себе в номер, я должен был проходить через общий зал-столовую, из какового был вход в мой номер; в общем зале… сидели два каких-то неизвестных мне казака, а около них стоял атаман станицы Белореченской Иван ТРУБЧАНИНОВ.
Так как в то время была половина третьего часа дня и, следовательно, надеяться на то, что атаман станицы вернется в правление, я не мог, то и решил обратиться к нему с просьбой там же, так как рисковал не найти его в тот день и, таким образом, не успеть наложить арест на тот ящик с товарами, что ОРДЕНКО привез с собой.
Бывая часто по делам в ст. Белореченской, я, конечно, хорошо знал личность станичного атамана ТРУБЧАНИНОВА с нравственной стороны, так как почти в каждую поездку приходилось только и слышать о новых возмутительно-грубых выходках и поступках названного атамана, о постоянно проводимых им арестах разных, даже неподведомственных ему лиц, без всяких к тому со стороны последних поводов и крайне грубом его обращении с населением и просителями, а потому вполне понятно, что, не желая на себе лично испытать грубость атаманского обхождения, я, подойдя к атаману, счел нужным представиться ему и, отрекомендовавшись присяжным поверенным, обратился к нему с просьбой, не найдет ли он возможным командировать со мной кого-либо из своих помощников для производства описи по исполнительным листам Суда товаров в одном из магазинов.
На вопрос атамана: «Кого хотите описывать?», я назвал ОРДЕНКО; тогда атаман ТРУБЧАНИНОВ ответил мне, что ОРДЕНКО уплатит мне добровольно, а когда я объяснил, что добровольно платить он не желает и только что наотрез отказался от каких-либо платежей, атаман ТРУБЧАНИНОВ сказал: «Ну, приходите завтра в 8 часов утра».
Я повторил просьбу поручить производство описи сегодня же, так как те товары, которые я имею указать, будут, безусловно, сегодня же скрыты, если только опись не будет произведена немедленно (как это и оказалось впоследствии), в ответ на что атаман ТРУБЧАНИНОВ заявил мне, что он не желает оставлять свою компанию; я указал, что вопрос о своевременности ареста товаров в данном случае слишком серьезен и что при промедлении мой доверитель лишится возможности получить что-либо по листам, атаман ТРУБЧАНИНОВ ответил, что «не намерен исполнять моих причуд и выдумок», а когда я в вежливой форме заметил ему, что это не мои причуды и выдумки, а предписание исполнительных листов, выданных судом по указу Его Императорского Величества, ТРУБЧАНИНОВ уже крикнул на меня: «Ну, ты замолчи!»; я переспросил его: «К кому вы это обращаетесь?», и получил в ответ: «К тебе», сказал ему: «Ко мне, как присяжному поверенному, вы не имеете права так обращаться», после чего атаман ТРУБЧАНИНОВ закричал: «Замолчи, мерзавец; взять его, негодяя».
Возмущенный таким поведением атамана и столь грубым брошенным им мне оскорблением, я, в свою очередь, уже после того назвал ТРУБЧАНИНОВА нахалом и направился было к двери своего номера, но атаман ТРУБЧАНИНОВ спиной стал к двери моего номера и не допустил меня туда, несмотря на мой протест, продолжая кричать: «Возьмите этого мерзавца и отведите его в карцер».
Бывший в компании с ТРУБЧАНИНОВЫМ один из его помощников КАБАТОВ, а также и находившийся в одном из номеров брат ТРУБЧАНИНОВА, выскочивший из номера, несмотря на все протесты с моей стороны, силой взяли меня из гостиницы, порвали на мне платье и пальто и отправили в станичное правление, где согласно распоряжения атамана, засадили меня в каталажную камеру под замок, в какой я просидел от 3,5 часов дня до 1 часу ночи, пока не был выпущен приехавшим из Майкопа (экстренно командированным по распоряжению атамана отдела) участковым начальником 4-го участка.
По доставлении меня в станичное правление у меня силой отобрали бывшие при мне ключи от номера и портфеля, вещи и деньги, не выдав мне, несмотря на мои требования, расписки в приеме их.
Настоящее письмо я помещаю в целях правильного ознакомления местного населения с обстоятельствами инцидента и предотвращения возможного искажения молвой описанного случая, так равно, главным образом, в видах наиболее широкого распространения через печать сведений о постоянных безобразиях, грубом произволе и превышении власти, происходивших до самого последнего времени в станице Белореченской» («Майкопская газета» от 10-го апреля 1912 года, № 79, стр. 2, 3).
KIDDSjSys58.jpg

N4NMlX3794E.jpg

4owTLe1DKsw.jpg


Источник ...
 
НАКАЗ ДЕДА ИВАНА
(казачий сказ от Дениса ДАВЫДОВА)

Эй, хлопче! Поди сюда, разговор к тебе сугубо серьезный имеется.
Сидай, говорю, рядом, чего оробел, казак ничего боятся не должон.
Прознал я такое дело, что ты к моей внучке Ульянке сердечное намерение имеешь. Чего ты заёрзал то? Гляди штаны протрёшь .... Аль думаешь я не ведаю, кто кажду ночь через оград лазает? Всю капусту мне утоптал, коняка!
Ульянка мне открылась как на духу, иначе я бы с тобой тут не гуторил.
Вот что скажу, а ты на ус мотай. Девке то уже девятнадцать годов, само время замуж. Им, бабам, засиживаться никак нельзя, чтоб мысли дурные в голову не лезли, чтоб забота о муже и детях ей первее всего была. Внучку свою люблю дюже, но знаю, что она иной раз ершистая. Помни, хлопче, казак жонку кулаком аль чем таким не бьёть, не по чину так нам поступать. Это вон, мужичье всякое своих баб до смерти лупить. Хоть на нас всякое говорят, что, дескать, злое наше племя, а мы жонок только вожжами правим, не усердствуя, любя...
На людях не милуйтесь и под ручку не хаживайте. Жизнь то у нас казачья беспокойная, сколь нашего брату то на войнах полегло, вона вдов по станице через каждую хату, ток что не следует им сердце рвать милованиями вашими, то закон не нами – дедами писаный, ток что извольте соблюсти. Опять то и от сглазу убережетесь.
Христом Богом прошу, не забижай Ульянку по чем зря, жена она будет исправная. Помни, у хорошего казака и жена лебёдушка.
Так вот, через пять дней пост кончается, так, что можешь свою папаху во двор закидывать*. Думаю, самое время....
Да чего ты мне лыбишься? За капусту я с тебя всё едино взыщу, вот обженю вас с Ульянкой и взыщу…
Ступай ужо, коняка! Все за вас делать приходится, сами то ничего толком не могёте...

* Речь идёт о старинном обычае. Молодой казак закидывал свою папаху во двор понравившейся девице. После приходил в гости, якобы, с розыском.
Если девушка подавала папаху навершием вниз при родителях, то это означало её согласие на официальное сватовство. Если папаху отдавали навершием вверх, девушка отказывала в сватовстве.
Обычно такое действо сопровождалось словами: «Бери казак свою папаху и более у нашей хаты не теряй».
6NTyKTmIA54.jpg


Источник ...
 
Ходатайство крестьян станицы Белореченской
о переселении их в Черноморскую губернию

В начале 1902 года на имя Черноморского губернатора (напомню, что Черноморская губерния – административно-территориальная единица Российской Империи с центром в городе Новороссийске. Существовала в 1896-1918 годах. В ее состав входили Новороссийский, Туапсинский и Сочинский округа. Крупнейшие населенные пункты – Новороссийск, Геленджик, Туапсе и Сочи) обратилась группа иногородних крестьян, проживающих в станице Белореченской, с просьбой переселиться в указанную губернию.
28-го февраля 1902 года из канцелярии Черноморского губернатора данное прошение поступило в адрес Начальника Кубанской области для проведения всех полагающихся по закону процедур, в том числе тщательной проверки имущественного и семейного положения просителей, а также их политической благонадежности (ГАКК – фонд 449, опись 2, дело 1967, лист 1).

Вся собранная информация 30-го апреля 1902 года была рассмотрена на заседании Кубанского областного правления. Выписка из журнала заседания, в частности, гласила:
«Слушали: Черноморский губернатор при отзыве от 28-го февраля сего года за № 1687 препроводил Начальнику Кубанской области и Наказному атаману Кубанского казачьего войска пять прошений проживающих в ст. Белореченской крестьян: солдата Филиппа ЧЕРНИЕНКО, Петра БОБРАКОВА, Ивана ШЕВЧЕНКО, Владимира КИЯНИЦА и Конона ДЕРКАЧЕНКО, ходатайствующих о поселении на казенных землях Черноморской губернии…
Они по национальности русские православного исповедания и из них Филипп ЧЕРНИЕНКО, Петр БОБРАКОВ и Иван ШЕВЧЕНКО занимаются хлебопашеством, ведут самостоятельное земледельческое хозяйство и имущество имеют на сумму свыше 220 рублей каждый. Владимир КИЯНИЦА по роду занятий и принадлежит к земледельцам, имущество имеет всего на 210 рублей, и Конон ДЕРКАЧЕНКО по ремеслу плотник и имущества имеет на 282 рубля.
Семейное положение просителей: Филиппа ЧЕРНИЕНКО – из 3 мужчин и 7 женщин, Петра БОБРАКОВА – из 6 мужчин и 4 женщин, Ивана ШЕВЧЕНКО – из 3 мужчин и 4 женщин, Владимира КИЯНИЦА – из 1 мужчины и 1 женщины и Конона ДЕРКАЧЕНКО – из 4 мужчин и 4 женщин» (ГАКК – фонд 449, опись 2, дело 1967, листы 8, 8об).

В свою очередь теперь уже этот документ был передан на рассмотрение по инстанции Главноначальствующему Кавказской администрацией князю Григорию Сергеевичу ГОЛИЦЫНУ в город Тифлис (ныне – Тбилиси).
16-го мая 1902 года из канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе в адрес Начальника Кубанской области было направлено заключение по вышеуказанному прошению:
«По докладу Главноначальствующему, препровожденного при отношении от 8-го сего мая за № 20355 журнала Областного правления, состоявшегося по ходатайству проживающих в станице Белореченской крестьян и солдат Филиппа ЧЕРНИЕНКО, Петра БОБРАКОВА, Ивана ШЕВЧЕНКО, Владимира КИЯНИЦЫ и Конона ДЕРКАЧЕНКО о переселении в Черноморскую губернию, Его Сиятельство, соглашаясь с приведенным в том журнале заключением, разрешил переселение в Черноморскую губернию ЧЕРНИЕНКО, БОБРАКОВУ, ШЕВЧЕНКО и ДЕРКАЧЕНКО с их семействами в количестве 16 душ мужского пола, а просьбу КИЯНИЦЫ оставил без удовлетворения» (ГАКК – фонд 449, опись 2, дело 1967, лист 10).
e_J4r1UOrKg.jpg

ECyvS24bIvw.jpg

RCIC8egp48o.jpg

slL6g_U6Jqk.jpg

qu-ZbbwxZZM.jpg

BeM7baXEu7A.jpg

PvU36I4AMyo.jpg


Источник ...
 
В этот день 130 лет назад
10-го июня 1894 года в городе Екатеринодаре состоялось заседание Окружного суда, на котором рассмотрено дело казака ст. Белореченской Игната Петровича МИНИНА, обвиняемого в преступлении, предусмотренном 271-й статьей Уложения о наказаниях (сопротивление законной власти или чиновнику при исполнении ими должности).
«Екатеринодарский окружной суд… постановил:
подсудимого казака станицы Белореченской Майкопского отдела Игната Петровича МИНИНА, 23-х лет, признать виновным в сопротивлении чинам полиции в ночь на 8-е февраля 1890 года в станице Белореченской, при заарестовании ими находящегося в доме ЧАДИНЫХ крестьянина ПРАВОТОРОВА, и за это преступление… подсудимого подвергнуть аресту при станичном правлении на три месяца, возложив на него же и судебные по делу издержки, кои в случае несостоятельности их к уплате, принять за счет казны» (ГАКК – фонд 449, опись 3, дело 548, лист 9).

Несмотря на привлечение к уголовной ответственности, Игнат Петрович МИНИН продолжал чудить. Впрочем, справедливости ради стоит признать, он в нашей станице такой был не один.
Потерявшее терпение станичное общество на своем сборе 22-го сентября 1896 года утвердило приговор, в котором, в частности, было указано, что «жители нашей станицы урядник запасного разряда конного состава Кирилл КОЗЬМЕНКО, казак 3-й очереди конного состава Афанасий ПИЛЬЩУК, Роман КОШЕЛЕВ, Егор ХАНИН, конного состава Иван АЛАДЬИН, запасного разряда конного состава Семен ПОПОВ и отставные первых 10-ти летних возрастов ополчения Иван МИНИН, Парфен ВОЛОБУЕВ и неспособный к службе, но способный к труду Марк ГОРБАТОВСКИЙ, ведут жизнь весьма не трезвую и позорную, расточая свое имущество, ежедневно почти ходят в духан и при пьянстве устраивают драки, как между собой, так и обижают других приходящих за водкой, явно с прямым намерением всяко нетерпимо оскорбляют своих ближайших властей, одним словом потеряли всю человеческую нравственность и стоптали в подножие воинское звание, а в особенности из них Семен ПОПОВ, Иван АЛАДЬИН, Иван МИНИН, Роман КОШЕЛЕВ, Парфен ВОЛОБУЕВ. Первый при том за воровство, пьянство и другие пороки, состоя на службе в Урупском конном полку, был судим временным военным судом г. Екатеринодара и отбывал наказание в тюрьме один год и шесть месяцев с переводом в разряд штрафованных. Иван АЛАДЬИН за кражу денег у ЧЕБОТАРЕВА, Иван МИНИН за сопротивление станичным властям, Роман КОШЕЛЕВ за кражу общественного бугая, все по суду отбыли наказания, Парфен ВОЛОБУЕВ за дурное поведение и буйную жизнь станичным обществом в 1892 году предполагался к выселению в другую станицу для исправления поведения, но ожидая от него исправления приостановили свое ходатайство, ныне же он, напротив, исправить свое поведение более развратился, точно также и Егор ХАНИН часто появляется в пьяном виде, наносит побои другим невинным людям, а также не оказывает должного почтения своему станичному начальству и наносит жестокие оскорбления» (ГАКК – фонд 449, опись 3, дело 548, листы 5-7об).
Как итого, сбор ходатайствовал «просить подлежащее начальство о совершенном удалении из среды нашего общества урядника Кирилла КОЗЬМЕНКО, казаков Афанасия ПИЛЬЩУКА, Ивана АЛАДЬИНА, Семена ПОПОВА, Ивана МИНИНА, Парфена ВОЛОБУЕВА, Марка ГОРБАТОВСКОГО, Романа КОШЕЛЕВА и Егора ХАНИНА, как вредных в среде общества» (там же).

Впрочем, судя по имеющимся у меня архивным документам, казак Игнат Петрович МИНИН все же сделал правильные выводы и стал на путь исправления.
Во всяком случае, он фигурирует, как выборный, в двух постановлениях станичных сборов от 18-го и 31-го октября 1904 (НАРА – фонд 20, опись 1, дела 17 и 74), а также указан в качестве свидетеля в заявлении жительницы нашей станицы Елизаветы МАКАРЕНКО от 13-го сентября 1920 года (НАРА – фонд 20, опись 1, дело 18).











Источник ...
 
В этот день 100 лет назад
В конце 1923 года Исполком станицы Белореченской принял решение замостить булыжником улицу Красную и соорудить вдоль нее тротуары.
В течение нескольких месяцев была проведена большая подготовительная работа. Так как вопросы благоустройства станицы принято было считать «жизненной необходимостью и это нужно сделать общими силами станицы», в каждом районе станицы (для справки: станица Белореченская была разделена на 6 районов или 16 сотен. Каждый район, в свою очередь, делился на кварталы, которыми ведали квартальные комитеты) были созданы инициативные группы, в состав которых вошли по два человека от района. В дальнейшем все вопросы благоустройства окончательно решались на общем собрании граждан.
Начиная с мая 1924 года от каждого района ежедневно высылались по 10 подвод и такое же количество пеших для вывоза голышей. Малоимущие и безлошадные жители станицы вскладчину нанимали подводы, либо принимали участие в других работах, требующих приложения физической силы.

12-го июня 1924 года Волостным исполкомом в лице его председателя был заключен трудовой договор с артелью мостовщиков, которую возглавлял Дмитрий Иванович КОНДРАТЬЕВ, по мощению улицы Красной. В частности, по условиям данного договора Исполком принимал на себя обязательства по оплате труда мостовщиков за:
«планировку моста, т.е. снятие небольших бугров, засыпка ям и углублений – за 1 кв. сажень по 22 копейки;
срезку земли с откидыванием в сторону или наброски повозки – за 1 кв. сажень по 60 копеек;
разравнивание песка с подноской до 10 сажень толщиной в четверть – до 1 кв. сажень по 12 копеек;
мощение камнем, тачком, на песчаном слое в четверть толщиной – за 1 кв. сажень дороги и тротуара по 50 копеек;
подноска камня на расстояние до 15 сажень – за 1 куб по 1 рублю 50 копеек» (НАРА – фонд Р-312, опись 1а, дело 1, лист 155).

В конечном итоге, улица Красная еще долго оставалась единственной улицей в нашей станице с булыжной мостовой. Несмотря на достаточно активные меры, принимаемые Исполкомом и общественностью, остальные станичные улицы еще очень долго оставались без твердого покрытия. Например, посетивший нашу станицу 10-11 декабря 1942 года в составе оккупационных войск немецкий писатель, мыслитель и офицер Эрнст ЮНГЕР в своем дневнике оставил такую запись, характеризующую ст. Белореченскую: «Так как ночью ударил мороз, я совершил прогулку по местности, чьи утонувшие в грязи дороги я вчера счел непроходимыми. Сегодня они, точно деревенские пруды, покрыты блестящим льдом».





Источник ...
 
В этот день 100 лет назад
Я неоднократно уже поднимал тему явных и неприкрытых злоупотреблений со стороны сотрудников Белореченского Ревкома при проведении национализации жилых помещений станичников после установления Советской власти на Кубани.
Эти достаточно многочисленные примеры показывают глубокую пропасть между казачьим и иногородним населением в досоветское время. Я лично считаю, что на «бытовом» уровне, на уровне жителей отдельных станиц и хуторов Кубани, Гражданская война велась не столько между классами по типу пролетарий-капиталист или бедняк-кулак, а между казаками и иногородними. Брали верх первые – стонали вторые, поднимались с колен вторые – умывались кровью первые…
Трудно не согласиться с кандидатом исторических наук Ириной Михайловной ФЕДИНОЙ, которая пишет, что «с установлением советской власти на всей территории Кубани… сразу же раскрылось, что иногороднее население целиком и полностью поддерживало советскую власть. В станицах руководящую роль, по мнению компетентных органов, выполняли в тот период, иногородние, почти поголовно сторонники советской власти.
Было принято считать, что все иногородние – большевики, а все казаки – контрреволюционеры. Это мнение, безусловно, имело под собой почву: Красная гвардия и армия в 1918–1920 гг. состояла на 94 % из иногородних и лишь 6 % казаков, в то время как Белая армия (Кубанская) состояла на 90 % из казаков.
Приблизительно таким же оставалось положение и в последующие 1920−1930 гг., то есть огромное подавляющее большинство казаков не симпатизировали советской власти, а иногороднее население за редкими исключениями стояло на советской платформе. Если принять во внимание состояние сословных отношений между казаками и иногородними в 1922−1924 гг., то есть до новой политики в деревне, состояние характеризовалось господством иногородних, главным образом, бедноты и полным отстранением всего казачества от всей общественной работы и от советского строительства».
Перед вами еще одна иллюстрация к вышесказанному.

15-го июня 1924 года в Главуправление Комунхоза обратилась с жалобой казачка Ксения Фадеевна СЛИВА:
«Муж мой СЛИВА Максим Михайлович, житель станицы Белореченской по чьему-то распоряжению был арестован 28-го октября 1921 года, а через два дня, то есть 30-го октября 1921 года – расстрелян. Какое тяжкое обвинение лежало на нем – я и все, знавшие его, до сих пор не знаем. Очевидно, был сделан ложный донос на почве личных счетов.
После его расстрела движимое имущество почти все расхищено. На оставшемся плановом усадебном участке в усадебной оседлости станице Белореченской имеются жилые строения и амбар. Дом кирпичный о трех комнатах, в котором я со своей семьей занимаю одну комнату, а остальное помещение в нем постоянно было занято комсоставом воинской части, расположенной в станице Белореченской. Флигель турлучный, состоящий из трех комнат – занимает НарСуд 3-го участка ст. Белореченской. Флигель из двух комнат – занимает Совслужащий.
Доходами от этих строений я не пользовалась и не пользуюсь, а наоборот, для того, чтобы не допустить разрушения упомянутых строений, я и дети отдаем все надорванные физические силы и поддерживаем таковые строения. Деревянный амбар находится в распоряжении Исполкома ст. Белореченской и меня лишают права пользоваться им.
В настоящее время мною получено распоряжение от Белореченского волисполкома от 24-го мая 1924 года за № 2773, в коем говорится, что согласно постановления комиссии при ОКу, я должна уйти из этого дома и вообще с усадебного планового участка. Такие распоряжения не могут быть признаны имеющими под собой законную почву.
После расстрела моего мужа у меня осталось пять детей (девочки), из коих самой старшей в данный момент 14 лет. Несмотря на тяжелое материальное положение, три дочери учатся в Белореченской школе 2-й ступени, и выкинуть меня и сирот-школьников под забор на улицу, совершенно не повинных, прославляющих заветы и творения Ильича, будет тяжело и грустно не только нам, но и всем стремящимся установить на земле человеческое братство по завету товарища Ленина вести дальнейшую борьбу за этот идеал.
На основании всего вышеизложенного, а также действия и распоряжения Советской власти от 12-го ноября 1921 года № 9, приложения к газете «Знамя Труда», где ясно говорится, что план и постройки могут быть отобраны лишь при отсутствии членов семьи расстрелянного, прошу раз и навсегда положить конец мучениям и страданиям неповинных сирот и сделать распоряжение Белореченскому Исполкому оставить нас в покое» (НАРА – фонд Р-80, опись 1л, дело 492, листы 14-16).
s__UpOuv8os.jpg
Cb879e-Rw20.jpg
90tVDBopMTA.jpg
1KNDUcrGIOg.jpg

Источник ...
 
станица Белореченская: хроника событий и происшествий.
СТРАШНОЕ УБИЙСТВО

«5-го августа местный извозчик крестьянин Федор ЧУРСИН, подрядившись, повез в станицу Новолабинскую в качестве пассажиров крестьянина Федора УМАНСКОГО и девицу-проститутку Евдокию ДУБОВИЦКУЮ.
Отсутствие извозчика ЧУРСИНА продолжалось до 8-ми дней, что послужило поводом к всевозможным догадкам. Было заявлено в станичное правление. Между тем, на этих днях полицией добыты были сведения, что в станице Некрасовской из реки Лабы извлечен труп извозчика ЧУРСИНА с признаками насильственной смерти, а в станице Новолабинской задержан УМАНСКИЙ с лошадьми и фаэтоном ЧУРСИНА.
По частным сведениям, УМАНСКИЙ сознался в убийстве ЧУРСИНА и говорит, что убили его вместе с ДУБОВИЦКОЙ с целью завладения лошадьми и фаэтоном.
Проститутка ДУБОВИЦКАЯ до задержания УМАНСКОГО успела скрыться. По делу производится дознание» («Майкопская газета» от 24-го августа 1911 года, № 211, стр. 3).

Отголоском этого же события стала запись в Метрической книге Покровской церкви станицы Белореченской (часть 3 «Об умерших», стр. 58, № 196), которая гласит, что 6-го августа 1911 года крестьянин Федор Евдокимович ЧУРСИН «в возрасте 66 лет убит из огнестрельного оружия».

В качестве дополнительной информации стоит добавить, что Федор ЧУРСИН вряд ли имеет какое-то родственное отношение к семье казака-первопоселенца Ивана Тихоновича ЧУРСИНА из станицы Тифлисской.
Самое раннее упоминание о погибшем мною обнаружено в Метрической книге Покровской станичной церкви за 1877 год, в которой указано, что 6-го ноября «служивший в Калиновской бригаде пограничной стражи рядовой Федор Евдокимович ЧУРСИН», 27-ми лет от роду, вступил в законный брак с 18-летней «казака дочерью девицей Ксенией Федоровной ЕВСЮКОВОЙ».
Некоторая нестыковка в указании возраста Федора ЧУРСИНА (1877 год – 27 лет, 1911 – 66 лет), как я неоднократно уже говорил, являлась по тем временам вполне обыденным явлением для Метрических книг.
cFuB9XdnKsNd1BQHKJ8vRQU7g8tk7m8hG-JM4iojFZXogBL18r.jpg
lqna4G7XP68v__VYaON94F2gB9KWC6TXNMcoyuqfCNa5FBU1IL.jpg
M8XTG3OYcP5HF4ESum8GdgHY0n0pbfwa7_GhK7DeGQXglPeTsp.jpg
LWEtjeykPmerSlAFRXzTud6oXBCtMidAXwtR_tvttX6wP7Z812.jpg

Источник ...
 

Похожие темы

Назад
Сверху Снизу